Чужие прикосновения заставляют поежиться, отступить, скрываясь от теплых рук. Не надо, это не так должно быть. Они трогают его, они знают, что он реален, но их руки не такие теплые, пахнут железом и кровью. Они твердые и холодные, жесткие, как и их глаза.
- Нет, нет, - он замотал головой, прогоняя прочь чужую память. Он больше не вернется туда, не станет так, как было. Ему больше не нужно думать об этом, но он думает. Она спросила и он думает. Как люди так делают, что все вспоминают, даже то, о чем не хотят?
- Памяти нет, она как песок на ветру, осыпается снежным комом, задыхаешься под ней, как под тяжелым камнем. Не думаешь, но ты же знаешь. Остаешься в памяти, оставляешь след. Они не хотят помнить, забираешь то, что не хочет — они забывают и не видят.
Глядя себе под ноги, дух переминается с ноги на ногу, тихо бормоча себе под нос. Внутри слишком много шума, так всегда бывает, когда спрашивают не о том. Шум появляется, но потом пропадает. Темнота поглощает его, он залегает на самое дно, и снова тихо, пока опять не спросят. Он не любит быть среди тех, кто спрашивает. Он часть их мира, но они не часть его. Они не видят, у него не болит. И все хорошо.
- Помочь. Они нуждаются во мне, и я помогаю, - он посмотрел на девушку. - Раньше было плохо, но я уже не так, как раньше. Теперь все правильно, хватает на дольше. Они живут и моя помощь вместе с ними. Раньше было не так, но теперь не будет.
Смутившись, он замолчал, разглядывая небо. Над крепостью вилось разноцветное марево шума, ярие вспышки, тонкие нити. Каждый раз по разному. Там, где Инквизитор, там небо было другим. Тень была ближе, и грани сверкали ярче. Магия светилась совсем иначе, закручиваясь и ее песнь долетала до ушей Коула, оседая легким теплом внутри. Ему нравилось здесь, в Тени все другое. Здесь они живые.
Чужой шум подошел ближе к ним, тяжелые мысли растеклись под ногами лошади, что смешивала их со снегом. Внутри чернота, в глазах улыбка — возница думал о тяжелом, но не показывал этого. Маска на его лице казалась мертвой, сквозь щели текла мутная горечь. Ему нужно было помочь, но эльфийка не видела ничего. Ее лицо светилось, но свет не находил отражения в мужчине. Он его проглатывал, и тьма становилась темнее. Дух хотел позвать девушку, но она уже была внутри телеги. Поежившись, он оказался рядом с ней, не сводя глаз со спины извозчика.
- Горит, все горит. Руки замерзли, пальцы болят, в спине огонь, а в ребрах иглы. Никого нет, все черное,- Коул тихо заговорил, ступая по вязкой темноте. - Ее улыбка такая яркая, почернела, лишь зубы белые, а глаз нет. Синие, теперь тоже черные. Дети, где дети. Паника, отчаяние, не хочу видеть, они во всем виноваты. Должны быть наказаны...
По мере того, как они отдалялись от населенного пункта, темнота становилась гуще, просачиваясь сквозь дерево повозки, оставляя следы на снегу. Коул видел, как мысли мужчины крутятся вокруг него, обвиваясь вокруг головы, пуская когти в сердце, и это было плохо.
- Темные мысли, плохие. Ярость и гнев переполняет, лицо трескается, обнажая белую кость, а внутри чернота, - повернувшись к девушке, он взял ее за руку, с силой сжимая за предплечье. - Нужно уходить, мысли плохие. Слишком много боли, я не понял сразу...
Телега качнулась, когда лошадь перешла с рыси на галоп, сворачивая с широкого тракта на узкую колею. Возница хлестал животину, а та все набирала скорость. Колеса скрипели и ныли, подскакивая на колдобинах, но скорость не становилась ниже. Еще минута — и они скрылись с глаз в густом подлеске.