Закатное солнце давно окрасило небеса багрово-пурпурной палитрой и скрылось за потемневшим горизонтом, когда Селина, облаченная, вместо привычных роскошных одежд, в простую тренировочную броню, закрепляла кожаные наручи на предплечьях. Несмотря на предельную аккуратность, за последние вечера она все же поставила себе немало синяков на нежной коже и старалась защитить хотя бы минимально самые открытые части своего тела. Закончив с приготовлениями, она сняла факел с держателя и, подойдя к камину, активировала скрытый механизм, открыв потайной ход из своих покоев. Им часто пользовалась Бриала в свое время, дабы сохранить их роман в тайне от любопытных глаз. Вернув "дверь" в обычное её положение, она пошла по узкому проходу в другую часть замка, минуя бесчисленные ответвления и ступени, стараясь удерживать мягкую поступь и свести эхо шагов к минимуму.

Вернувшись в Вал Руайо и оценив в полной мере амбиции своего кузена, Императрица задалась вопросом о  своей безопасности. Наличие Морриган и Барнабаса рядом, безусловно, успокаивало её в какой-то степени, но недавний опыт показывал, что и этого может быть недостаточно. Путешествие по ту сторону Элувиана и стычки с местными "обитателями" наглядно показали, что она порядком растеряла свои, и без того заурядные, навыки. И это несмотря на то, что они периодически упражнялись с Бриалой вдали от посторонних глаз. Для Селины было принципиально важно, каким именно правителем она войдет в историю и обезвкусить свою биографию нелепой смертью вслед за Флорианом она была решительно не намерена. Так они и начали встречаться со своим новым защитником украдкой по ночам и постепенно он открывал в ней новый боевой потенциал. Барнабасу изначально было приказано не щадить её и забыть, что перед ним Императрица Орлейская. И хотя Морриган относилась к этим тренировкам скептически, день ото дня Селина стала ощущать себя более уверенно и, следовательно, спокойнее.

Она снова активировала очередной скрытый механизм и что-то в стене перед ней несколько раз перещелкнуло. С силой толкнув холодный камень, перед ней с глухим скрежетом открылся небольшой проход, ведущий аккурат в одну из малых тренировочных комнат в подземелье. Барнабас уже ждал её. Кивнув ему, Селина закрепила факел на держателе и решительным жестом сняла маску, впервые представ перед ним с открытым лицом. Это решение было принято ею еще с утра, когда, повторяя в уме тренировку накануне, она вынуждена была признать, что с маской её поля зрения существенно сужены. Несмотря на то, что если ей в дальнейшем и доведется воспользоваться полученными знаниями - она все равно с большей вероятностью будет с закрытым лицом, было решено проходить обучение с максимальной эффективностью на столь ранних  этапах.

Селина одарила своего наставника короткой улыбкой и, небрежно бросив маску на верстак, вытянула руки вперед со сцепленными в замок пальцами, разминая.
- Я слышала, в Ферелдене для знатной дамы обычное дело владеть двуручным мечом, равно как и у гномов. - императрица мелодично растягивала некоторые слова, явно забавляясь столь диким, по её мнению, нравам. - Однако, в Орлее ценятся грация и изящество. И кто, как не женщина является образцом оных?
ОНа подошла к верстаку ближе, склонившись и с интересом рассматривая.. помидоры.
- Как ты мог заметить, мы ценим красоту и стараемся подчеркнуть её во всем, даже в стиле боя и облачениях шевалье, - она выдержала паузу в полсекунды и, усмехнувшись, добавила: - Иногда это стремление выходит за рамки эстетики и приобретает куртуазную форму, гранича с абсурдом. Но что поделать? - Слегка пожав плечами, - таковы все орлейцы.
Завершив краткий обзор предпочтений своей родины, Селина выпрямилась и выжидательно воззрилась на коссита. Встретив аналогичный взгляд, женщина спохватилась, что за всеми этими разглагольствованиями забыла самое главное - дать конкретный ответ, и продолжила уже без светско-развлекательной манеры:
- Ты знаешь, я не могу позволить себе носить оружие открыто. И случись мне оказаться в ситуации, когда оно мне понадобится - вероятнее всего я буду вооружена лишь тем, что можно скрыть в складках шелка и батиста. - Она взяла затупленный стилет, слегка подбросив его. - Давай же будем исходить из этого и не тешить себя надеждами, что мои душегубы чудесным образом настигнут меня в битком набитой оружейной.
В первую ночь их тренировок Селина откровенно изложила Барнабасу все, чему когда-либо обучалась и даже продемонстрировала что осталось в памяти её тела и рефлексов на приведенном им человеке. Императрица поначалу негативно к этому отнеслась, опасаясь, что слухи о её ночных "забавах" могут выйти за пределы узкого круга осведомленных, однако, со временем ей пришлось проникнуться к своему телохранителю большим доверием, нежели она рассчитывала изначально и смирилась с его инициативой. В конце-концов, она сознательно доверила ему свою жизнь и разделять аспекты доверия в этом вопросе было неразумно и нецелесообразно.

Тонкая бровь императрицы удивленно изогнулась, пока она изучала таланты Барнабаса в кройке и вышивке. Какое-то время она внимательно изучала все обозначенные точки, то и дело бросая сравнительный взгляд на облаченный в доспехи соседствующий манекен, пытаясь соотнести красные цели с уязвимыми местами сочленений в броне. Её жизнь зависела от одного лишь меткого укола, способного если не убить противника, то, по-крайней мере, вывести из строя. Впрочем, для большей вероятности первого варианта, у неё было припасено несколько изощренных и бесчестных козырей, кои она в дальнейшем намеревалась изложить мастеру при заказе своего оружия. Одарив коссита исключительно выразительным взглядом, она, тем не менее, молча приняла боевую стойку, удерживая правой рукой стилет подле лица, острием направленным на топографический манекен. Сделав несколько стремительных выпадов один за одним, она довольно твердой рукой нанесла несколько относительно точных уколов по самым крупным обозначениям, проецировавшим магистральные сосуды. Однако, с более мелкими целями ей было сложнее и к моменту, когда Барнабас вернулся, удары Селины становились все менее меткими, а движения - менее отточенными из-за нарастающего в ней недовольства самой собой. От усердия и немого гнева у неё даже выступил легкий румянец на бледных щеках и несколько светлых прядей выбилось из низкого пучка собранных волос. Выхватив боковым зрением охапку новых чучел, она остановилась и прежде, чем Барнабас начал бы говорить и справедливо указывать ей на её очевидные ошибки, с силой воткнула стилет промеж "глаз" манекена.

- Помню. Эмоции. Ты всегда напоминаешь мне, что их во мне недопустимо много во время боя и я знаю, что это погубило множество воинов. - Раздраженным жестом убрав волосы с лица, Селина едва уловимо вздохнула и продолжила более смиренно: - Меня злит не то, что я не совершенна. Меня злит, что это несовершенство может стоит мне жизни, и вместо того, чтобы совладать с ним, я позволяю панике охватывать меня с каждой последующей ошибкой. Мне видится в этот момент не бездушный манекен, а человек с темными помыслами, лишенный милосердия и.. не допускающий ошибок.

Видимо, высказывание накипевшего вернуло ей самообладание, потому как в следующий момент она, уже с характерным для неё ледяным спокойствием, выдернула стилет из "головы" чучела и снова приняла боевую стойку, на этот раз - удерживая оружие выше головы, слегка округлив руку в локте.

При упоминании пиявок Селина заметно передернула плечами от отвращения, живо представив мерзких тварей на своем теле во всех красках. Ей была присуща определенная доля нарциссизма и коссит - стоит отдать ему должное - успел это просечь, умело дергая теперь за нужные рычаги. По сему, императрица смиренно села за стол, готовая выполнять все указания своего новоиспеченного наставника. Впрочем, это не помешало ей насторожиться при упоминании диеты и подозрительно покоситься на поставленный перед ней поднос.
Барнабас, казалось бы, нарочно не спешил снимать крышку и удовлетворять её любопытство, растягивая момент. Но, когда он это-таки сделал, её желудок невольно свело: скромно красовавшиеся на подносе свежие овощи, пара сваренных желтков и отварное мясо вряд ли были приправлены излюбленными Селиной пряностями. Орлейская кухня отличалась изысканностью и тонким сочетанием различных вкусовых оттенков. Сама же Императрица, помимо прочего, вожделела к острым специям и сладкому.

"Ну, что же.. сама просила его подойти к этому вопросу с критической суровостью".

Селина вспомнила недавнее путешествие в Долах и пресную дичь с зачерствевшим хлебом на ужин, казавшуюся ей тогда едва ли не самым вкусным из всего, что было когда-либо отведано. Долгий переход, свежий воздух и голод упростили её потребности до предела, сведя аристократическую избалованность, практически, на "нет".
Вооружившись приборами, она, с присущим ей светским изяществом, принялась отрезать миниатюрные кусочки, неторопливо отправляя их в рот и тщательно пережевывая. Мысленно Селина усмехалась косситу: раз уж он получает своеобразное наслаждение, наблюдая за её натянутым смирением и не может удержаться от завуалированных издевок, она, с поистине императорской щедростью, не оставалась в долгу.. своими способами. Даже несмотря на понимание того, что этими играми они тратят драгоценное время попусту. Нанизывая на вилку очередной кусочек отварной грудинки, Селина краем глаза наблюдала за лицом коссита и его позой, пытаясь в мельчайших жестах и подрагиваниях мимических мышц нащупать желанное ей нетерпение и чувство досады.

Через какое-то, отнюдь немалое, время Императрица скрестила приборы на тарелке и, дожевав желток, потянулась к стакану с водой и сделала несколько глотков. И хотя весь ужин не был осилен, Селина сочла истязание Барнабаса столовым этикетом достаточным, по сему, аккуратно приложив сложенную салфетку к уголкам губ, воззрилась на его с обворожительной улыбкой. Несмотря на легкие нотки издевки, в ней так же читалась благодарность и искренняя готовность продолжать следовать любым его указаниям.

Селина растерянно смотрела на помидоры в своих руках, до конца не веря ни своим глазам, ни ушам. Когда она несколько недель назад, после малого совета и оценки обстановки в стране, попросила Барнабаса задержаться и изложила свою просьбу, реализацию оной она все же представляла не совсем.. таким образом. 
- А я схожу, принесу еще... Корзину... - Императрица проводила коссита долгим взглядом и не без труда сдержалась, дабы не метнуть ему в спину томат. Тем не менее, какие бы эмоции ни захлестывали её в данный момент, здравый рассудок все же тактично напоминал, что все это делается ради её же блага, по её же просьбе. И в данном вопросе разумнее прислушаться к тому, кто способен постоять за себя, в отличие от изнеженной шелком венценосной особы.
Убедившись, что широкая спина скрылась за дверью, Селина снова перевела озадаченный взгляд на овощи в своих руках и осторожно подбросила один. Поймав, подбросила второй чуть выше.
- Хм-м.. - императрица слегка прищурилась и сделала еще несколько медленных поочередных подбрасываний. Она мало что знала о технике подобных фокусов и с цирковыми приемами была знакома весьма поверхностно, как внимательный зритель, когда во дворец приглашали особенно прославленных и талантливых мастеров своего дела. Её руки отличались подвижными тонкими запястьями, узкими ладонями и длинными пальцами, но это были руки музыканта: ей с легкостью далась в свое время игра на арфе и лютне, но их пригодность для жонглирования вызывала у неё прозрачные сомнения.
Следующий бросок Селина, вздохнув, все же рискнула сделать двойным. Подбросив повыше помидор в правой руке, она быстро перебросила в горизонтальной плоскости овощ из левой руки в правую, и подняла освободившуюся руку ладонью кверху, готовая поймать томат. И поймала, что вызвало у гордой и надменной Императрицы Орлейской взрыв восторженных эмоций. Она поднесла помидоры к груди, словно это было что-то, невероятно ценное и дорогое её сердцу, и сделала глубокий вдох, с девичьей улыбкой прикрыв глаза на мгновение. Ей хотелось показать это Барнабасу и она решила повторить перебросы еще пару раз, до его прихода, увеличив скорость...

Когда коссит вернулся с корзиной, полной помидор, то увидел предсказуемую картину: Селина, присевшая на край стола и оперевшаяся на него ладонями по обе стороны бедер, с тоскливой методичностью поддевала носком сапога размозженный по полу овощ. Она перевела взгляд на своего защитника и, поджав губы, красноречиво повела плечом. Барнабас лишь усмехнулся, поставил корзину на стол и, без лишних слов, протянул Её Величеству новую пару помидор. Неожиданно для него, Селина, открыто глядя ему в глаза, тоже усмехнулась, принимая овощи.  И оба в эту минуту мысленно сошлись на том, что ночь будет долгой...

В течение последующих трех недель Барнабас научил Селину не только не ронять овощи после первой же попытки, но и увеличил оборот до трех. С четырьмя её жонглирование длилось по-прежнему недолго, однако, коссит был хорошим учителем и умел не только доходчиво объяснять, но и наглядно демонстрировать желаемый результат. Кроме того, несмотря на то, что он регулярно позволял ей допускать ошибки и тем самым заострять внимание на собственном несовершенстве, Селина чувствовала в нем возрастающую веру в неё и это придавало ей не только уверенности, но и более бодрого стремления идти дальше. Помимо прочего, Барнабас вскоре вытолкнул императрицу на подпотолочные балки, заставив учиться балансировать и перемещаться с необходимой легкостью. И хотя снизу были настелены матрацы, это не мешало Селине набивать синяки. Регулярно опуская глаза вниз, будучи непривычной к пустоте под ногами, она с завидным постоянством теряла равновесие и срывалась с тонких перекладин. Из-за этого на одном из светских вечеров ей пришлось явиться на бал в шлейфовом - несколько нетипичном фасоне для Орлея - платье, под длинными подолом которого можно было скрыть сапоги - ушибленная лодыжка не позволяла порхать на каблуках, не выдавая легкой хромоты. Иногда, в особенно погожие дни и если график императрицы позволял это, они выбирались на конную прогулку и проводили занятия на свежем воздухе. Там Барнабас брал на себя роль подвижного манекена, позволяя Селине отрабатывать на себе удары, с каждым разом заставляя её быть более подвижной, более стремительной.
Каждый раз, возвращаясь в свои покои, Селина забиралась в горячую ванну с эфирными маслами, некоторое время просто лежа неподвижно и с наслаждением ощущая, как расслабляется каждая напряженная мышца в её теле, изгоняя выламывающую, ноющую боль. Её личные служанки не могли не заметить, что Её Величество регулярно куда-то отлучается на несколько часов и возвращается в измождении, что постепенно стало порождать в замке массу слухов, один нелепее другого. До Селины даже долетело, что она заключила сделку с демоном.. но что они делали по ночам - императрица не возжелала знать. Ей было достаточно того, что страх постепенно отпускал её сердце, а усталость позволяла крепко проспать оставшиеся несколько часов до рассвета - то, что случалось с ней крайне редко вот уже на протяжение 20 лет.

Как Селина и предполагала, тренировки с Барнабасом не только укрепили её тело и обучили новым навыкам, но и помогли присмотреться к косситу внимательнее, прощупывая не только его отношение к себе и своему долгу, но и корректируя его в нужном ей направлении. В целом, несмотря на присутствующую осторожность и долю расчета, императрица не могла не признаться себе, что чувствует себя достаточно комфортно в его компании, если не доверительно. Последнее определение Селина по-прежнему избегала сознательно обозначать, памятуя о данном себе зароке слепо доверять кому-либо вообще.

Заколов густые белокурые волосы на затылке последней шпилькой, она еще раз осмотрела себя в зеркало на предмет правильного закрепления доспехов и, подхватив одинокий сверток со стола, покинула свои покои через потайную дверь.

С недавних пор в замке стало нормой исполнять странные приказы, исходящие от серокожего великана, ставшего практически неотлучным от двора и Селины в частности, и не беспокоить его без непосредственного приказа императрицы. Селина видела, что мрачный вид Барнабаса и потусторонняя загадочность Морриган вызывает у слуг и знати любопытство и суеверный страх одновременно. Особо утонченное удовольствие она наблюдала, когда эти двое своим присутствием заставляли матерых герцогов и советников путаться в словах и если не забывать с какой целью пожаловали, то уж точно не вызывая желания задерживаться и лишний раз выматывать правительницу игрой полунамеков. Это, разумеется, не принесло ей расположения и без того настороженной аристократии, скорее, наоборот. Зато отбило у многих охоту открыто поддержать Гаспара и впасть в императорскую немилость, что её более, чем устраивало.

Селина в очередной раз толкнула тяжелую дверь и зрелище, представшее её взору, вызвало у неё стойкое ощущение с посещением закулисья Большого Театра. Который, к слову, императрица вскоре намеревалась посетить и показать заодно Морриган с Барнабасом каково оно, знаменитое орлейское театральное искусство. Она медленно прошла через "декорации", с интересом рассматривая каждую и безошибочно распознавая эти места, мысленно ответив поразительную щепетильность к самым мелким деталям.
- Мы сегодня играем драму? - с усмешкой спросила она, с легкостью бросая в руки Барнабаса сверток, после чего остановила озадаченный взгляд на песчаном круге. - Или у нас турнир по расписанию?
По тонкому аромату, исходящему от свертка, коссит без труда мог опознать предмет своего вожделения, только сегодня утром завезенный из Сегерона. Селина давно заметила его слабость к острым сырам и, иногда, проявляла такую вот незатейливую заботу, понимая, что рогач и без того был занят весь вечер приготовлениями и впереди еще долгая ночь. И хотя, в этом присутствовала доля подкупа, большей частью сей порыв руководствовался искренним её расположением, если даже не своеобразной дружеской поддержкой, насколько это уместно в отношениях монарха с кем-либо.
Не дожидаясь ответа, она медленно обошла верстак, продолжив уже без шутливой манеры в голосе :
- Совсем скоро в стенах этого дворца должен состояться бал в честь Матери Джустинии. Она пообещала выступить перед всеми с призывами к мирному разрешению конфликта с магами  и сплочению Империи, однако.. что-то мне подсказывает, что этот вечер станет ключевым и сотрясет весь Тедас своими последствиями, - Селина присела на верстак, не скрывая тяжелого вздоха. Несмотря на внешнюю стойкость и бодрый дух, она с каждым днем все более явно ощущала смертельную усталость от разрывающих её со всех сторон политических проблем. Но заявить об этом вслух, увы, было для неё недопустимо.
- Мы стоим на пороге колоссальных перемен, Барнабас, и что-то мне подсказывает, что каждому из нас суждено сыграть в этом свою роль. И мне будет невыносимо горько, если Орлей в итоге окажется колыбелью грядущего хаоса.

Селина осталась довольна реакцией своего наставника на скромный презент и где-то на задворках сознания раздался характерный щелчок, знаменующий, что она на верном пути.

  - Какую бы роль не сыграли в предстоящих событиях окружающие Вас  люди, Высочество, моя роль в "карнавале" останется неизменной. Я все  так же буду стоять на Вашей защите, и я надеюсь, что мое врожденное  упорство не вызывает сомнений. - по мере того, как Барнабас озвучивал свою незыблемую позицию, на уставшем лице императрицы проявлялась бледная, но исполненная искренной признательности, улыбка. Как бы старательно она ни отметала от себя сентиментальность во всех её проявлениях, такие слова, безусловно, были ценны для неё и успокаивали взбудораженный тревогами разум. Последовавшая далее речь вызвала на её лице легкое замешательство и неприкрытый интерес, граничащий с пресловутым женским любопытством. Проследив за жестом его рук, она еще раз осмотрела предметы мебели вокруг себя, обращая уже внимание на мелкие детали.

  - Надо полагать, канцелярия была весьма озадачена твоим перечнем, - императрица с улыбкой развела руками в ответ, всем своим видом соглашаясь при необходимости пустить в расход эти, скромные по королевским меркам и роскошные в глазах простолюдинов, вещи. Лица коссита женщина уже не видела, но и без того знала, что в эту минуту он одобрительно ухмыльнулся.
На сим момент обмена любезностями стремительно оборвался. Селина еще раньше заметила, что Барнабас предпочитал слову дело и подходил к вопросу её обучения более, чем ответственно, порой, даже смущая стремлением смоделировать возможные ситуации с максимальной правдоподобностью. Вот и сейчас, он не стал долго церемониться и, коротко велев императрице защищаться и нападать, с широкого косситского размаху зарядил деревянным мечом по ближайшему хрупкому кофейному столику, от чего последний с коротким треском развалился на составляющие. Желаемый эффект был достигнут: это зрелище быстро привело Селину в тонус и заставило в следующую секунду сменить вальяжное положение на верстаке в пользу дистанции и древнего бюро между ними. Не сводя с "нападающего" настороженного взгляда, рукой нащупала бронзовый канделябр и сделала шаг назад, выжидательно замерев.
Не без очевидного снисхождения отметив, что императорское величество не пытается совершить суицидальную попытку нападения на условного "оппонента" с одним лишь канделябром наперевес, коссит начал стремительно сокращать дистанцию, огибая каверзную деталь интерьера, да заводя обе свои руки для удара, уже хорошо известного Селине. Барнабас намеревался ударить снизу вверх, по диагонали, в связи с чем характерно отлонился в корпусе, да выставил одну ногу вперед.
Селина в свою очередь обогнула бюро, краем глаза посматривая на предметы интерьера вокруг в надежде присмотреть что-то стоящее, в итоге оказавшись на том месте, где за несколько секунд до этого стоял великан, в паре шагов от бюро, с более свободным пространством за спиной, а следовательно - путями отступления. Ей нужно было дезориентировать его и пока способ оного не озарил её белокурую голову, женщина попросту тянула время и лелеяла надежду, что он сам даст ей такой шанс, лишившись терпения. Впрочем, если в отсутствии выдержки у заурядных головорезов Селина не сомневалась, то по поводу Барнабаса она не тешила себя ложными заблуждениями. Но пока он сосредоточен до предела и контролирует каждое отточенное движение, пытаться напасть и вывести его из боевого равновесия переведенными понапрасну потенциальными орудиями не видела смысла. По сему, женщина приняла провокационную позу, уперев одну руку в бок и продолжая крепко сжимать подсвечник во второй, стараясь придать себе как можно более расслабленный и насмешливый вид.
Проявив чужеродную нетерпеливость, коссит не стал снова обходить мебель полукругом, а просто перемахнул через него, по приземлению в песок, гремя имеющимся набором амуниции. Этого Селина и ждала, воспользовавшись несколькими секундами, пока великан вышел из защитной стойки и слегка наклонился при приземлении, от души огрев его по голове литой бронзой. После чего стремительно отпрянула подальше, к более загруженному мебелью участку, имитирующему спальню аристократа, с достаточным количеством стульев и других предметов мебели, существенно затрудняющими свободное перемещение. По пути, наклонившись на ходу, Селина успела зачерпнуть гость песка и удерживала её теперь в крепко сомкнутом кулаке, наблюдая за дальнейшими действиями коссита.
С веселым звоном в голове, благодаря шлему особо не пострадавшей, Барнабас потерял в песке равновесие и повалился на одно колено. Ему потребовалось более, чем несколько секунд, чтобы  встать обратно на ноги, найти Селину, меч подобрать, и вновь направиться в сторону якобы "жертвы".

  - Прости, - неуверенно добавила "жертва", глядя, как "злоумышленник" поднимается с одного колена и сделала еще шаг назад, заходя за один из сваленных табуретов.
  - Продолжай, - сухо ответил императрице Барнабас, быстро набирая скорость, очевидно, намереваясь чуть ли не влететь в барышню на ходу, как это принято делать у наиболее радикальных убийц-вандалов.
Селина обратила внимание, что Барнабас забылся и перешел на нехарактерную для него фамильярдность, следовательно, ожидаемый ею результат был более-менее достигнут. Однако, глядя на несущуюся на себя семифутовую скалу, на секунду замешкалась и снова было подалась назад, но быстро собралась и в последний момент, когда коссит был уже достаточно близко, с силой пнула табурет ему под ноги. Видимо, то ли Барнабас просчитался и не ожидал уже от неё этого, то ли в самом деле подсвечник сделал свое дело, но, как бы там ни было, коссит не успел вовремя перепрыгнуть помеху и, зацепившись, с характерным грохотом повалился на пол. Из-за цельности нагрудника наемник лишился полноценной привычной ловкости, по сему, приземление оказалось не только нескладным и грубым, но и, судя по всему, достаточно неприятным по ощущениям. Селина секунду медлила, закусив губу и глядя на него с высоты своего роста с плохо скрываемым беспокойством, после чего мысленно плюнула и, разомкнув кулак с песком, опустилась на колени рядом с пострадавшим.

  - Цел? - только и выдавила она, нерешительно коснувшись ушибленного косситского плеча.